Сиянье слов... Такое есть ли? Сиянье звезд, сиянье облаков — Я всё любил, люблю... Но если Мне скажут; вот сиянье слов — Отвечу, не боясь признанья, Что даже святости блаженное сиянье Я за него отдать готов... Всё за одно сиянье слов!
Это непередаваемо приятно слушать сегодня твой голос по телефону, зная, что завтра, непременно, мы встретимся, и я окунусь в бездну нежности, безуспешно пытаясь отдать тебе столько же. И сокрушаясь, что не получается... До чего же приятно видеть твои смеющиеся глаза, а они именно такие, не глядя на усталость, и понимать, что, сколько бы ни сокрушалась я – все равно ты возьмешь столько, сколько можешь взять. Угу, я иногда напоминаю самой себе нянечек в детском саду, которые заставляли всех детей съедать кашу, одинаковое количество, не оглядываясь на вес и рост, не оглядываясь на ребенка. Мы все немножко нянечки, тебе не кажется? Всегда пытаемся всучить «ребенку» превышенную «дозу». Для чего? Многие воспринимают это как благо, для иных же это только дань привычке. Я люблю глядеть в твои смеющиеся глаза... Люблю, потому что знаю, что совсем скоро я научусь отмерять правильные части... Те, которые будут «в самый раз».
Как научиться в посуде из глины хранить течение времени? Как научиться в сердце хранить эфемерную верность?
Ночь, выкурив дня сигарету, с тлеющим солнцем окурок бросит с шипением в море. Ветер раскачивает город на старых липах, вечных домыслах и небылицах.
Судьба в бикини мучений и скорбей, накинув шарф с муаровым счастьем, дефилирует по побережью, ищет – кому бы отдаться. И кто оплатит ей дорогу в никуда. И чем. И по какому курсу.
Память, больная безумством, в кровь раздирает душу. Так плоть раздирает больной псориазом, ногтями срывая засохшие струпья. Тебя, твои чувства я смешивал с грязью. Ты стала целебной. От скверны прикладывал к телу лечебное средство, на землю свалившись в корчах.
Твои поцелуи – судьбы крематорий. Как глина, спеклись и потрескались губы. Вместилище сердца.. Лишь привкус во рту – я сердцем таю по тебе над бездной тонких линий кожи.